– Мы – хорошо, – ответила Исабель.

Исабель и папа старались не смотреть друг на друга. Начать разговор по душам было совсем не просто после того, как они больше полугода почти не общались, а уж тем более после сцены в гостиной.

Исабель смотрела на сад. В этот летний вечер было безветренно, ни на деревьях, ни на кустах не шелохнулся ни один листок. Только вдалеке щебетала пеночка. Исабель не знала, что говорить, а папин плач эхом отдавался у неё внутри. В прогретом воздухе стояли запахи земли, зелени и разных цветов, и, несмотря ни на что, вечер выдался приятный. Исабель снова взглянула на папу, быстро зашагала к освещённому солнцем камню, села на него и выдернула из травы соломинку. Папа подошёл к дочери и уселся рядом.

Исабель молчала.

Папа тоже молчал.

И как раз когда солнце стало садиться за верхушки деревьев и появились тени, папа, разглядывая свои руки, спросил:

– Как вы отыскали то место в лесу, Исабель?

Исабель немного подумала, прежде чем ответить.

– Не знаю, как объяснить, – сказала она. – Но мне снилась она, Лена…

Исабель замолчала.

– Мне она тоже снилась, – наконец сказал папа. – После смерти тётушки Анны, после того как я стал вспоминать… И в своих снах я сидел в подвале, как тогда, когда всё случилось, и я знал, что Лена тоже где-то тут. Но слышать её голос, видеть её красные от слёз глаза было невыносимо… Я стал бояться засыпать по ночам. Это было для меня так мучительно…

Исабель вспомнила, как в зимние ночи папа стоял у окна.

– Почему ты нам ничего не рассказывал?

Папа опустил глаза. Их было почти не видно под спадавшими на лоб густыми кудрями.

– Столько всего невозможно рассказать, – ответил он.

Исабель промолчала: как раз этого она не понимала. Она всё ещё чувствовала, что злится на него. Вздохнув, девочка спросила:

– Ты не подумал о нас?

– Конечно нет, – ответил папа. – Во всяком случае, я не задумывался.

Он снова посмотрел на свои руки.

– Исабель, мне неприятно всё случившееся… знаю, вам пришлось нелегко. И наверно, тебе – особенно. Знаю, тебе пришлось за многое отвечать… это неправильно, хотя ты и взрослеешь.

«Взрослею?» Исабель не нравилось это слово. Оно будто не имело к ней отношения.

– Опасно иметь такие большие тайны, – мрачно сказала она.

– Да…

– Не забывай об этом…

– Ладно…

Больше папа ничего не сказал, а только пристально посмотрел на дочь.

– Но ты мне тоже, наверно, всего не расскажешь, – наконец произнёс он, и серьёзное выражение его лица сменилось каким-то другим: появился слабый намёк на улыбку.

Исабель посмотрела на отца в недоумении.

Папа тихонько кашлянул.

– Да… например, ты ничего не рассказывала мне о том симпатичном молодом человеке на велосипеде, который постоянно подвозит тебя домой.

– Ну да.

Исабель совсем забыла, что из окна кухни видно пол-улицы и что папа все те дни, когда не ходил на работу, сидел перед ним и смотрел на дорогу.

– Это просто Симен из моего класса, – ответила Исабель.

– Всего лишь?

– Да, – ответила Исабель. – Он живёт в конце улицы.

– Ну ладно, хорошо.

Вид у папы сделался задумчивым.

– Так значит, у тебя нет никаких тайн от отца? – переспросил он.

– Да нет, – ответила Исабель, раздосадованная, что покраснела.

– Или ты просто не хочешь ими поделиться?

Папа улыбнулся, и Исабель поняла и по его виду, и по голосу, что он её поддразнивает.

– Я у тебя научилась, – ответила Исабель, состроив гримасу.

И тут произошло чудо.

Папа засмеялся. Не громко, коротко, но засмеялся, впервые за долгое время.

Исабель была так рада, что забыла обо всём остальном, и на глазах у неё выступили слёзы.

Папа улыбался, улыбался такой естественной улыбкой, а потом серьёзно посмотрел на Исабель и погладил её по щеке.

– Ты очень на меня злишься?

– Во всяком случае, злилась, – проворчала Исабель и отвела взгляд.

– Прости, – сказал папа. – Обещаю, что впредь это не повторится.

– Ты правда обещаешь?

Папа вздохнул:

– Нет… но я попробую.

Они ещё долго сидели молча.

– Хочу прогуляться по саду, – сказал папа, взял Исабель за руку и повёл за собой. Вдвоём бродили они по саду, на который спускались сумерки.

Папа рассказал, как однажды он спрятался от дедушки, потому что тот звал его укладываться спать. Папа залез на верхушку ели и спрятался в её ветвях – там бы его никогда не нашли, если бы с ноги не соскочил резиновый сапог и не упал на дедушку.

Представив себе это, Исабель рассмеялась. Папа оживился и стал рассказывать дальше истории летних каникул, одну за одной. Исабель так этому радовалась. Таким папу она не видела уже давно. Как же ей этого не хватало!

Когда они обошли весь большой сад и всё посмотрели, Исабель остановилась и взглянула на окна дома. В них ничего не было видно, но она знала, что все дома – вся семья. И она знала, что, хотя они с папой и гуляли по саду, взявшись за руки, болтали и смеялись, будет нелегко зайти в дом, где вряд ли всё останется прежним.

И было ещё кое-что, что они с папой не обсудили.

– Папа, – сказала девочка.

– Да?

– А как же бабушка?

Папа молчал.

Исабель подумала о них, о папе и бабушке, ведь им всё равно предстояло встретиться и несмотря ни на что оставаться сыном и матерью.

– Я об этом подумаю, – наконец произнёс папа.

Исабель послушно кивнула. Она понимала, что это непросто, но всё-таки надеялась, что возможно.

Девочка снова взглянула на дом, но оттуда, где она стояла, его почти не было видно за кустом бузины. Бузина по-прежнему цвела, но цветы уже не были такими ослепительно белыми. Именно здесь, у этого куста, она впервые почувствовала присутствие Лены. С тех пор она каждый день думала о том, чего же Лена от неё хочет. Исабель была уверена: помощь нужна Лене, но оказалось, что Лена помогла всей семье воссоединиться. По крайней мере, так хотелось думать Исабель.

Девочка посмотрела на отца, он – на неё, и они пошли дальше. Они подошли к дому, поднялись на крыльцо, и папа первым открыл дверь.

В гостиной дедушка с Урсулой играли в карты. Мама читала газету и пила горячий чай. Увидев Исабель и папу, все подняли на них глаза.